Наглость не порок?

Из Троицка в Москву можно добраться разными способами. Например, на маршрутном такси № 304. Ходит это завоевание рыночной экономики, как ни странно, часто и почти по расписанию. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в час пик на площади у продуктового магазина в одном из микрорайонов известного в стране наукограда, где располагается конечная остановка означенного маршрута, собирается вполне приличная толпа народа.

Так было и в этот раз. Желающих попасть в столицу, к метро «Юго-Западная», набралось десятка три. И, естественно, когда подъехал очередной микроавтобус, возле его распахнутых дверей образовалось некоторое столпотворение, которое, впрочем, быстро рассосалось, как только стало понятно, что свободных мест в салоне не осталось.

Тронулись. И тут выяснилось, что одно сиденье в последнем ряду, у окна, всё-таки свободно. Вернее, оно занято, но не пассажиром, а объёмистой сумкой, сине-клетчатой, в которой когда-то «челноки» развозили свой товар по городам и весям.

Заметил это худощавый мужчина в больших очках с коричневой пластмассовой оправой, одетый в тёмную куртку явно недорогого пошива. Типичный «ботаник», по выражению современной молодёжи, которая этой обидной кличкой наградила, в общем-то, не самых худших людей – тех, кто много или учится или учился прежде, но мало достиг в жизни, в понимании, естественно, самой молодёжи.

– Снимите, пожалуйста, – сказал он хозяйке сумки, немолодой, но не потерявшей привлекательности женщине в длинной шубе из кроличьего меха. – Она же грязная, вон сколько воды натекло. А потом, кто-то ведь может сесть на это место…

Под злополучной сумкой и впрямь, буквально на глазах, расползалось мокрое пятно, на котором, к тому же, в нескольких местах виднелись комья грязи. Судя по всему, перед тем, как попасть в салон маршрутки, этот объёмистый баул успел постоять в снежной слякоти на стоянке такси.

Столь грубое нарушение принятого порядка, казалось бы, должно было вызвать неприятие не у одного «ботаника», но, как ни странно, поддержки он не нашёл. Все молчали, заинтересованно глядя в окно, словно там, за проносящимися мимо деревьями и домами, они ожидали увидеть какое-нибудь чудо.

Видимо, почувствовав в этом молчании если не одобрение, то, по меньшей мере, безразличие, до сих пор молчавшая хозяйка сумки открыла рот, из которого полились слова, мало подходившие к её вполне женственному образу. Смысл этой многоэтажной тирады в переводе на общепринятый язык звучал примерно так: «Моя сумка, куда хочу, туда и ставлю, а вы со своими замечаниями можете идти, куда подальше».

Первым из пассажиров, буквально вжатых в сиденья столь мощным потоком площадной брани, пришёл в себя всё тот же мужчина в больших очках.

– Что же вы делаете? – стал он увещевать распоясавшуюся даму. – Вы же женщина. Нельзя так ругаться. Вокруг вас люди. И вы же сами стояли, ждали маршрутку, замёрзли, наверное. А сейчас мёрзнет кто-то, кто мог бы быть в машине и ехать с нами. А вы его место заняли сумкой. Да ещё сиденье испачкали…

На этот раз мужчину поддержали другие пассажиры. Дошло, наконец, и до водителя, немолодого мужчины восточного вида, что он теряет вполне осязаемую выручку, которую мог бы получить, если бы свободное кресло занял не багаж дамы, а ещё один покупатель проездного билета. Не прекращая управлять машиной, он скосил глаза в салон и на ломаном русском языке, выдающем выходца из одной из среднеазиатских стран, когда-то входящих в «нерушимое братство народов» под названием СССР, сказал:

– Или убери сумку с места, или плати ещё один билет.

Эта невинная фраза окончательно вывела даму из себя. Вспомнив пресловутое «понаехали тут», она отдала должное не только самому водителю, но и его ближайшим родственникам, среди которых чаще всего, естественно, упоминалась его мать.

Микроавтобус между тем продолжал двигаться в нужном направлении – в Москву, к станции метро «Юго-Западная». Он останавливался на остановках, люди входили и выходили, некоторым не хватало мест, а сумка всё стояла и стояла, словно памятник хамству и беспримерной человеческой наглости, которая, как известно, не порок, кому-то жить помогает, а для кого-то – большое свинство.

Наконец, машина остановилась около вестибюля метро. Пассажиры стали выходить из салона. Потащила свою поклажу к открытой двери машины и дама – любительница нетрадиционной словесности. Едва она освободила места в конце салона, как туда шагнул её оппонент. Он достал из кармана платок – не новомодный, бумажный, а «старинный», матерчатый, и стал вытирать им сиденье.

– Зря вы это, – сказал ему водитель со своего кресла. – Вода впиталась, её теперь не то что платком, тряпкой не вымакаешь.

– Я грязь убираю, – ответил мужчина, стряхивая на пол комки земли и песок – остатки прилипшей к сумке и растаявшей в тепле маршрутки снежной кашицы с остановки такси в городе Троицке. – Кто-нибудь не заметит и испачкается.

Из маршрутки мы вышли последними. А на сиденье остался белеть прямоугольник носового платка, – чтобы кто-то ненароком не сел в лужу: испачкаться – уже не испачкается, а вот промочить одежду сможет. На улице же не лето – зима…

Источник: «Ежедневные новости Подмосковья», №35 01.03.2012