Опора на своё или русское чучхе

Александр Ф. СКЛЯР известен каждому, кто интересуется русским роком. Но далеко не каждому известно, что в молодости музыкант проявлял себя на ниве дипломатии. Выпускник МГИМО, он с 1980 по 1985 год проработал в Северной Корее. В той самой стране, которой пугают детей и взрослых на Западе даже больше, чем Россией.

Кто изгой, решать нам

– В крымском вопросе нас поддержали только «страны-изгои», в том числе Северная Корея. Но должно ли нам быть неловко оттого, что мы оказались в такой компании?

– Те, кто поддержал нас, показали, что являются нашими истинными друзьями. Соответственно, с моей точки зрения как россиянина, не такие уж они и изгои.

Моё восприятие Северной Кореи менялось на протяжении десятилетий. Я не проявлял рвения там работать, меня туда распределили: знание корейского языка сыграло свою роль. Мои тогдашние ощущения – это ощущения совсем молодого человека, и сейчас я смотрю на них по-другому. Тогда я обращал внимание на идеологический пресс, который был (и, надо полагать, остаётся) гораздо более жёстким, чем в СССР начала 1980‑х. Этот пресс в СССР и послужил толчком для появления русского рок-н-ролла. У нас делать рок-н-ролл было совершенно необходимо и, как мне казалось, совершенно невозможно. Но, приехав в Северную Корею, я понял, что значит «невозможно делать рок-н-ролл». Любая форма творческой деятельности там определялась государством. В 1985-м я вернулся домой...

– Легенда гласит, что вас выгнали из Кореи за исполнение белогвардейских песен.

– Ерунда. Автор этой легенды не я, и своего согласия на её появление я никому никогда не давал. Не надо выставлять меня большим борцом, чем я был. Уехал из Кореи я в рабочем порядке, отработав положенное количество лет.

И через некоторое время после моего возвращения Советского Союза не стало. Та система, о крушении которой мы так мечтали или даже мечтать не могли, исчезла. Нахлынувшая свобода быстро переросла во вседозволенность, в полное отсутствие внутренних человеческих рамок, в какую-то анархию со всеми её духовными перекосами, с безвкусицей и пошлостью. У многих из нас, в том числе у меня, возник вопрос: разве этого мы хотели? Поэтому сейчас, мысленно глядя на СССР и на Северную Корею, я размышляю не так, как раньше.

– Северная Корея стала вам симпатична?

– Там не всё так хорошо с точки зрения мира, называющего себя цивилизованным. Но, поставленная мировым сообществом буквально в условия выживания, страна сумела выстоять (даже после исчезновения СССР). Значит, в основу страны положен народный мобилизационный проект. Это не может не вызывать моего уважения. В тех условиях, в которые ставит Россию западный мир, нам есть смысл приглядеться: как удалось Северной Корее не пасть, не прогнуться.

Я не хочу сказать, что нам нужна цензура, как в Северной Корее. Но какое-то упорядочивание событий должно быть. Лично мне непонятно, какие для этого есть механизмы.

– Россияне всё больше выражают обеспокоенность курсом государства на упорядочивание Интернета. Не движемся ли мы в сторону СССР и Северной Кореи?

– Уверен, что цензура советского образца уже никогда не наступит. Я значительную часть жизни прожил в СССР и понимаю: возврат невозможен. Мир стал гораздо более открытый, и захлопнуть его нельзя. Нам точно не грозит модель Северной Кореи или Китая, где нет доступа на иностранные сайты. И комиссий, которые будут «литовать» артистам тексты для выступлений или допускать к показу фильмы и спектакли, у нас не будет. Это пройденный этап.

Чучхе по-российски

– В мае между Россией и Северной Корей были достигнуты важные договорённости – в частности, о торговле за рубли. А также о списании северокорейских долгов. Это наша плата за поддержку в крымском вопросе?

– За всё нужно платить. Если мы прощаем долги Кубе, то почему мы не должны действовать последовательно и простить их Северной Корее? Со стратегической точки зрения этот партнёр для нас очень важен. Страна лежит на пересечении силовых линий восточной политики – там рядом и Япония, и Южная Корея, и Китай. Напомню: Северная Корея обладает ядерным оружием – она просто не может не рассматриваться как серьёзный союзник. Друзья тем более необходимы нам теперь, когда так много стран хотят нас загасить, принизить, хотят сделать нам больно, хотят, чтобы мы экономически просели или хотя бы не поднялись. Наконец, есть совсем простые выгоды от сотрудничества: перевозки через северокорейский порт и по северокорейским железным дорогам.

– Константин Кинчев и Юрий Шевчук говорят, что российская власть примеряет на себя северокорейскую идею чучхе, и не рады этому.

– Если брать поверхностный срез идеи чучхе, то они правы. Но суть идеи чучхе – самостоятельность народа, опора на собственные силы. Я был погружён в северокорейскую среду и потому знаю: это не просто слова. А уж в применении к нашей огромной стране, с её природными и человеческими ресурсами, идея опоры на собственные силы могла бы сыграть очень положительную роль. И, видимо, сыграет – нашу страну вынуждают к этому.

– На примере двух корейских государств теоретики предлагают жёсткий выбор: либо – либо. Или комфортная жизнь, или самостоятельность во внешней политике.

– Одно другого не исключает. Я абсолютно уверен в том, что Россия способна сама себя прокормить (а излишки производства может обменивать на экзотические фрукты и овощи, какие у нас не растут). Сложнее обстоит дело с хай-теком. Тут не обойтись шапкозакидательством, тут нужен реальный поворот государства в сторону взращивания национальных кадров, что успешно делалось в Советском Союзе. Если у государства будет такое желание, то не пройдёт и десяти лет, как уже появится новое поколение инженеров и учёных, которые сумеют произвести рывок в хай-теке. А пока этого не произошло, нам, видимо, придётся прикупить пару сотен тысяч высокооплачиваемых специалистов и платить им вдвое больше, чем их нынешние работодатели. И кроме материальных составляющих нам нужен культурный рывок. Как отмечал классик, разруха в сортирах появляется от разрухи в головах.

– А прозрачные выборы и гласность ваш сценарий подразумевает?

– Если вы оглядываетесь на Запад, то так, как там, в России не будет никогда. Наш народ соборный, и ему нужен царь, который обладает особыми полномочиями и отвечает за свой народ продолжительное время, а не четыре года.

– Стоит ли рассуждать о полезности или вредности такого менталитета?

– По-моему, стоит рассуждать только о данности. Либеральной интеллигенции остаётся принять её, перестать злобствовать и топтаться на наших промахах. Найти в нашей общественной модели какую-то нишу для себя. Или, если не получается, уехать в другую страну, менталитет которой им ближе. Русский человек не любит, когда его постоянно тыкают носом в чужой пример. Он сразу начинает ершиться.

Война и мир

– В самом начале сентября вы презентовали свою песню «Миллионы» с подзаголовком «Когда война на пороге». Правильно ли я понял, что вы симпатизируете «партии ястребов»?

– Я не торопился с высказыванием об украинских событиях. Не хотел, чтобы оно имело оттенок сиюминутности. Песня зрела всё это время – зрела внутри, я не вымучивал её с пером в руке. Мои ощущения чётко выплавились в конкретные строки. «Война на пороге…» Ощущения русского человека, когда история ставит его на такой порог. Песня точно не является «ястребиной», видит Бог. Но и, конечно же, она не является голубиной. Когда война на пороге, ты не можешь быть голубем.

Понятно, что все мы, нормальные люди, – за мир. Но можно быть за мир, а можно «быть за мир». Это очень обтекаемая формулировка, которая иногда похожа на попытку спрятать голову в песок. Когда видишь, что вопреки нашим желаниям мира нет, ты должен как-то проявить свою позицию. Особенно если ты творческий человек и поёшь песни собственного сочинения. Вопрос войны и мира, как известно, в русской культуре имеет особый статус, и я не мог не высказаться на эту тему в сегодняшних обстоятельствах.

– Андрей Макаревич тоже выразил свою позицию. Что скажете о повальном шельмовании музыканта?

– Я не желаю обсуждать позицию Макаревича. Пусть всё, что он сказал, спел и сделал, остаётся на его совести. Есть Высший Суд, перед которым предстанет каждый в свой час.

– Весь вопрос заключается в следующем: имеем ли мы дело с Отечественной войной, где всё кристально ясно, или же с войной гражданской, где нет правой стороны и неправой, где с обеих сторон встречаются в том числе разбойники. «А народ сидит и ждёт. Чья возьмёт – не знает», – поёте вы в своей старой песне «Чёрное знамя» о махновщине.

– Народ сидит и ждёт – это правда. Нельзя же от всех людей ожидать участия в боевых действиях. Многие жители Новороссии, думая о судьбе своих близких, теперь рассуждают так: «Знали бы мы, чем всё это аукнется, – никогда не пошли бы на референдум». Однако история объективна и развивается так, как развивается. А человек – субъективен. После наступления какого-то события он начинает размышлять в сослагательном наклонении: «А вот если бы я не…» Но если бы он «не...» и даже если бы его сосед «не...», то всё равно бы история сложилась так, как она сложилась. Сослагательное наклонение не имеет смысла – референдум уже состоялся. Нежелание сделать своим чужой язык уже высказано, и этого не повернуть вспять. Если бы не появился Игорь Стрелков, то появился бы другой герой вместо него. Такова логика истории.

Конечно, сейчас не всё так однозначно, как в Великую Отечественную войну. Но мне нынешняя война видится скорее отечественной, чем гражданской.

Сергей Рязанов

Источник: «Аргументы недели», 25.09.2014