Как «пройти» Подольский райком (из советского околонаучного прошлого)

В 1980 году в нашем подмосковном академгородке Троицке сложилась чрезвычайная ситуация с выездами за границу. Дело в том, что в одном из троицких институтов, кажется в ИЗМИРАНе, махнул за бугор зам. секретаря комитета ВЛКСМ по идеологической работе. И совершил он этот рывок в Монреальском аэропорту, во время пересадки с одного рейса Аэрофлота на другой (он направлялся в командировку в Гавану). Он бросился к канадским пограничникам и завопил, что просит политического убежища. Парень он был грамотный, английский язык и права человека знал хорошо, и своего он добился. Однако это, казалось бы, частное происшествие, легло тяжелым бременем на город Троицк. В Подольском райкоме, ведающим делами троицких ученых, решили ужесточить контроль за выездом за границу и наложили на нас своего рода «епитимью». Прохождение выездной комиссии райкома было всегда делом непростым, но тут оно сделалось просто невозможным. При первой же заминке соискатель «отфутболивался» для переподготовки.

Вспоминаю, как в то время происходило оформление выезда за границу в служебную командировку по линии Академии наук. Помимо жесткого идеологического отбора (зеленый свет только для членов партии), существовала дьявольски сложная бюрократическая процедура. Вначале выезжаюший крутился в «круге первом», то есть по месту работы. Заполнялись бесчисленные бумаги: справка-объективка (подписывалась первым отделом Института, то есть КГБ) о неимении родственников за границей, о ненахождении в плену во время войны, об отсутствии допуска к секретной информации, и т.д., затем научно-техническое задание (подписывалось Ученым секретарем), где предписывалось всячески пропагандировать советский строй и советскую науку во время пребывания за рубежом, потом письмо академику-секретарю от директора Института о включении данной поездки в уже существующий план поездок, и некоторые другие формуляры, которые скопом направлялись в вышестоящие органы Академии, а именно, в управление внешних сношений (простите!) для поездки в капиталистическую страну или же в управление научных связей с социалистическими странами.

Но главной из всех бумаг была пресловутая «характеристика» (в пяти экземплярах), раскрывающая «моральный облик» выезжающего, показывающая его научные достижения и общественную деятельность. Она подписывалась вначале более или менее автоматически председателем месткома (местного комитета профсоюза), а также председателем комитета ВЛКСМ (для молодых ученых). Затем выезжающий вызывался «на ковер», то есть на партсобрание местной ячейки, где ему могли легко отказать в подписи, например, под предлогом уклонения от общественной работы (не вышел на субботник, не поехал на картошку, не пошел на демонстрацию, не участвовал в проведении выборов и т.д.). И, наконец, характеристика подписывалась директором Института. На всю эту канитель уходило обычно недели две-три. Однако самое трудное — визирование характеристики в вышестоящей партийной организации — было еще впереди. В Институте выезжающий хорошо знал «расклад» и имел дело со знакомыми ему людьми, поэтому он мог легко просчитать ситуацию и, в случае необходимости, заручиться поддержкой. Иное дело в райкоме, где существовала установка тормозить возможно большее число выезжающих ученых, используя любые методы. Вспоминается курьезный случай. Наш ученый секретарь Вадим Буранов, лицо, ответственное за оформление загранпоездок, вернулся из Подольска весьма удрученный. В выездной комиссии ему инкриминировали ношение бороды (!) Вадим апеллировал было к портретам основоположников марксизма, висевшим тут же на стене, но инструктор райкома отрезал не вызывающим возражений тоном: «С такими хиппи, как Вы, нам не по пути!» Пришлось срочно сбривать бороду…

Осенью 1980 года мне предстояла поездка в ГДР (у меня был приглашенный доклад на конференции). Преодолев все институтские инстанции, я отправился в Подольский райком.

<...>

Андрей Манукин
(бывш. СНС ИСАНа)

Полностью: narod.ru