Навальный и объединение судов

Помните первую реакцию публики на приговор по Кировлесу? Как может суд назначить столь суровое наказание по делу, которое следователи поначалу вообще несколько раз закрывали из-за отсутствия состава преступления?

Даже президент РФ Владимир Путин публично продемонстрировал удивление. «Мне показалось странным, что один из проходивших по этому делу фигурантов, который, значит, сотрудничал со следствием, получил 4,5 года условно, а второму фигуранту, о котором вы упомянули, вломили пять лет реально», – сказал Путин на Селигере, имея в виду одного из подсудимых Вячеслава Опалева, сотрудничавшего со следствием, и «некоммуникабельного» Алексея Навального.

376:16 в пользу зампрефекта

Публика, симпатизирующая Навальному и Офицерову, бросилась сравнивать кировский приговор с приговорами по другим экономическим преступлениям. Особенно с теми, где фигурировали люди из власти. В интернет-дискуссиях всплыла, в частности, фамилия некоего столичного чиновника второго плана Рейханова. Новость о приговоре ему в 2011 году на лентах агентств звучала так: «Экс-зампрефекта СВАО Москвы Рейханов приговорен к 5 годам условно за хищение 376 миллионов рублей».

Контраст, действительно, противоестественный: 5 лет колонии за пособничество в хищении 16 миллионов рублей в исполнении Навального – и 5 лет условно Рейханову за хищение суммы в 20 раз большей!

Не будем, однако, спешить. Еще Венедикт Ерофеев писал, что «в мире компонентов нет эквивалентов». Тем более рискованны параллели в делах уголовных. Любой юрист скажет: нельзя ориентироваться только на сумму ущерба, надо знать нюансы дела – объективную и субъективную стороны преступления, степень виновности обвиняемого и доказанности вменяемых ему деяний, смягчающие и отягчающие обстоятельства, раскаяние и т.д., и т.п.

Все эти детали, а также отношение суда к заявленным в ходе расследования доводам сторон можно узнать из приговора. Который в соответствии с 262-м федеральным законом о доступе к правосудию в обязательном порядке публикуется в Интернете.

Рейханова судил Бутырский суд Москвы, мы это знаем из новостей. Заходим на сайт суда, набираем фамилию фигуранта в поисковой строке – клик! «Данных по запросу не обнаружено. Уточните критерии поиска», – отвечает сайт. Мы вводим дату вынесения приговора – результат тот же. Может быть, если ввести номер уголовного дела, сайт все-таки предоставит нам возможность прочитать приговор, но мы – простые любопытные пользователи – таких подробностей не знаем, поэтому покидаем сайт суда ни с чем.

Кстати, приговор по громкому «делу Кировлеса», вынесенный еще 18 июля, на сайте Ленинского суда города Кирова тоже до сих пор, то есть два с половиной месяца спустя, не размещен.

Поэтому мы, увы, не сможем сравнить приговоры Рейханову и Навальному, и нам остается утешиться лишь тем, что у суда, по всей видимости, были веские основания для вынесения столь отличающихся друг от друга санкций.

Торт здесь неуместен?

Когда речь заходит о различиях в работе судов общей юрисдикции и арбитражных судов, обычно говорят о системе электронного правосудия, внедренной в арбитражах. Причем даже журналисты, специализирующиеся на правовой тематике, рассуждают примерно так: в принципе всё то же самое – то же «телефонное право», та же коррупция, – только базы данных арбитражей выложены в Интернет – этакая модная «фича», вишенка на торте.

Но большинство юристов, работающих с судами, понимают, что это не вишенка, это, образно говоря, сам торт. Стопроцентная публикация судебных актов, включая даже определения, конечно, не обеспечивает такое же стопроцентное единообразие судебной практики, но – безусловно – является необходимой предпосылкой к такому единообразию.

Необходимой, хотя и не достаточной. К сожалению, правосудие все еще остается частью политики, а политика была, есть и будет искусством возможного. Но, как бы то ни было, сплошная публикация судебных актов дает участникам споров эффективный инструмент для пересмотра своих дел по причине неединообразия судебной практики. В том числе для обращения в международные суды.

Кстати, без проблем можем увидеть все споры того же Алексея Навального в арбитражах. Вот его иск к «Роснефти», вот – к «Транснефти», к «ВТБ-лизинг». Истцом выступал 11 раз, еще 16 раз был третьим лицом, в основном в антимонопольных спорах. Какие-то дела он выиграл, какие-то проиграл – полные мотивированные решения по всем опубликованы. И все это на одном сайте, что называется, в один клик.

Суды общей юрисдикции рассматривают примерно в 20 раз больше дел, чем арбитражные суды. И абсолютное, подавляющее большинство этих дел – не представляющая ни для кого интереса бытовуха: выпил, убил, сел. Суды завалены делами, они с трудом умудряются не захлебнуться в этой текучке, обеспечивая хотя бы более-менее разумные сроки рассмотрения дел. Чтобы оцифровать, систематизировать, привести в удобоваримый для пользователей вид эту лавину уголовщины, гражданских и административных споров «физиков» (физлиц) нужны колоссальные материальные и кадровые ресурсы. А ресурсов у государства банально не хватает. Это понятно.

Непонятно другое – зачем в такой ситуации затевать объединение двух судебных систем?

С тех пор как Дума стала «не местом для дискуссий», у нас в принципе всё стало не местом для дискуссий. Поэтому даже такое неоднозначное мероприятие не вызывает никаких споров в среде юристов. Президент сказал: надо объединить Верховный суд и Высший арбитражный суд. Все молча согласились: да, надо объединить.

А зачем? Официальная мотивировка – с целью повышения авторитета судебной системы. Вот, например, как обосновывал необходимость объединения и иллюстрировал низкий уровень доверия граждан к судам в интервью «Коммерсанту» в апреле представитель президента в высших судах Михаил Барщевский (еще до оглашения инициативы президентом и до приговора по Кировлесу):

«Сейчас слушается дело Навального, не то что приговора нет, процесс еще не пошел, но уже известно, что решение суда будет неправильное».

(Эти наши рассуждения, как уже, наверное, понятно читателю, абсолютно не о Навальном, но «этот господин», как видите, продолжает периодически вторгаться в текст, извините.)

То есть, если суды общей юрисдикции, не пользующиеся доверием граждан, объединить с арбитражами, у которых свои «тараканы», получится единый авторитетный суд? Лично мне логика Барщевского недоступна.

Еще говорят, что объединение судов позволит избавиться от расхождения правовых позиций Верховного и Высшего арбитражного судов. А вот вы много знаете таких расхождений? Смею утверждать, что по принципиальным вопросам права никаких расхождений нет и никогда не было. По менее принципиальным случаи расхождений можно сосчитать по пальцам одной руки. Случаются лишь мелкие дрязги, касающиеся в основном вопросов подведомственности некоторых споров. Но эта проблема решается совсем другими и намного более простыми способами, нежели объединение судов, требующее глобальной перекройки Конституции.

Калужская и казанская законность

Чуть ли не единственную робкую попытку даже не завязать дискуссию, а порассуждать на публике о том, как в принципе может быть устроена судебная система государства, предпринял глава Высшего арбитражного суда (ВАС) Антон Иванов. Это тоже случилось еще ДО памятного выступления президента на Петербургском экономическом форуме.

Иванов в апреле выступал в Госдуме с лекцией, посвященной моделям судоустройства в разных странах. На мой взгляд, это была блестящая лекция. Которую, правда, мало кто услышал: если в зале в тот момент и были депутаты, то не больше одного-двух, аудиторию составляли преимущественно студенты. Сайт ВАС РФ тоже так и не опубликовал ее, хотя вроде бы собирался.

Иванов начал с того, что обе модели построения судебной системы – в виде единого суда и в форме системы специализированных судов – имеют право на существование, и обе реализованы в современном мире. При этом государства с большим населением, протяженной территорией и развитой рыночной экономикой отдают предпочтение специализированным судам. Даже Соединенные штаты Америки, которые всегда приводят в пример, когда говорят о едином суде, являются не исключением из правила, а его прямым подтверждением. Потому что единый федеральный суд США рассматривает лишь порядка 1 миллиона дел в год, что сопоставимо с судебной системой небольшого государства, а все остальное рассматривают суды штатов – по сути, отдельные независимые судебные системы.

Далее руководитель высшего арбитража сделал парадоксальный, на первый взгляд, вывод, что единообразие судебной практики выше там, где реализовано правосудие посредством специализированных судов, а не там, где функционирует единый суд. Чтобы доказать этот тезис, надо обратиться к цифрам.

Вся арбитражная система «переваривает» около 1,2-1,4 миллиона дел в год. До ВАС РФ в качестве надзорной инстанции доходит порядка 2,5% от них. Этот показатель позволяет высшему арбитражу худо-бедно унифицировать судебную практику, существующую в разных федеральных округах.

Будущий объединенный суд будет рассматривать порядка 25 миллионов дел. Сколько из них имеет шанс дойти до высшей, надзорной инстанции? Примерно столько же, сколько верблюдов умудряется пройти сквозь игольное ушко.

Это будет означать, что на практике рассмотрение каждого дела будет завершаться на уровне верховного суда республики и областного суда. И так, по регионам, будет формироваться судебная практика. Говоря об этом в Госдуме, Антон Иванов цитировал Ленина, который писал, что «законность не может быть калужская и казанская».

В случае же создания Сверхсуда от появления региональной законности не уйти. А значит, вопросов, почему одному в Казани дали пять реально, другому в Калуге – пять условно, почему одной матери дали отсрочку от тюрьмы, а другую закрыли в карцер, почему одну под домашний арест, а другого в СИЗО, – подобных вопросов станет еще больше.

Завершил же глава ВАС свою лекцию перечислением способов обеспечения единства позиций высших судов в модели со специализацией. Наиболее предпочтительным, по его словам, было бы создание Высшего судебного присутствия из представителей разных судов. Подобный административный орган существует, например, в ФРГ.

Что немцу хорошо, то и русскому

Исторически Россия много чего позаимствовала у Германии – начиная от двуглавого орла на герб, заканчивая современными нормами гражданского права в ГК. Почему бы не присмотреться и к немецкой модели судоустройства?

Тем более, поговорка «Что русскому хорошо, то немцу – смерть», по моему убеждению, не имеет «обратной силы». Например, немецкие автомобили вполне себе нравятся русским, в том числе высшим госчиновникам, предпочитающим, как известно, «Мерседесы».

Так вот в ФРГ действует 5 специализированных судебных систем во главе с высшим судом каждая – суды общей юрисдикции, трудовые, социальные, финансовые и административные. Параллельно работает Конституционный суд, а острые углы между всеми шестью ветвями судебной власти сглаживает Совместный сенат федеральных судов.

Как сообщает учебник, «Сенат является не самостоятельным судом, а административным органом, на который возложены административно-надзорные функции за деятельностью федеральных судов». Так, если один из федеральных судов хочет принять решение, отличное от решения другого федерального суда, то данный вопрос становится предметом рассмотрения Совместного сената. Решение, принятое по данному вопросу Сенатом, является обязательным для исполнения судами.

Во Франции параллельно системе общих судов работает трехзвенная система административных судов, состоящая из административных трибуналов в округах, апелляционных административных судов и Государственного Совета Франции – Высшего административного суда.

Даже в странах с англо-саксонской моделью права все чаще создаются специализированные административные суды по вопросам финансов, социального обеспечения, транспорта, сельского хозяйства, трудовых отношений.

Разумеется, ни одна из иностранных моделей судоустройства не годится для копирования Россией один в один. Но в то же время мировой тренд очевиден. И в области права он тот же, что и в экономике, и в спорте, и в искусстве, и в других отраслях жизнедеятельности, имя ему – специализация. Современный мир (и право в том числе) слишком сложен для мастеров широкого профиля. Всеволод Бобров играл 60 лет назад в футбол и в хоккей на высшем уровне – сейчас таких нет.

Для России самый очевидный первый шаг в этом направлении – вычленение административного судопроизводства из существующих судебных систем. Все предпосылки к этому есть в Конституции, и, по большому счету, все процессуальные вопросы уже решены в действующих Арбитражном процессуальном и Гражданском процессуальном кодексах. Похоже, есть даже политическая воля: президент Путин говорил о необходимости более четкого структурирования административного судопроизводства на Восьмом съезде судей в декабре 2012 года.

Следом от огромного массива примерно в 25 миллионов дел можно было бы «отщипнуть», например, налоговые споры независимо от субъекта. Или банкротные, включая банкротство граждан, которое наберет обороты. Или выделить уголовный суд.

Очевидно, что в каждой из этих гипотетических отдельных подсистем навести порядок проще, чем в одной большой судебной системе, заваленной лавиной дел. Так, наводя порядок в каждой комнате, мы делаем генеральную уборку квартиры.

Переходим к прениям сторон?

Но вот в среду, когда этот текст был практически написан, пришла сенсационная, на мой взгляд, новость на заданную тему. Президент Путин, отвечая 2 октября на вопросы инвесторов в рамках форума «Россия зовет!», заявил, что у российских властей нет планов по полному слиянию судов общей юрисдикции и арбитражей.

«Речь идет о том, чтобы избежать параллелизма в работе», – пояснил Путин. По его словам, подчас возникают случаи, когда стороны ведут спор в судах общей юрисдикции, а потом неудовлетворенная решением сторона обращается с этим же вопросом в арбитражную систему и получает решение, противоположное тому, которое вынес суд общей юрисдикции, и наоборот.

«И это, конечно, не красит нашу судебную систему в целом», – сказал президент.

Определенности прибавилось на грамм. Но самая хорошая новость в его выступлении заключается, на мой взгляд, в том, что у власти, похоже, нет еще окончательного решения о конфигурации будущей судебной системы.

«Это еще нужно будет провести соответствующие дискуссии в парламенте, и решение будет зависеть от депутатов Государственной Думы», – заключил гарант Конституции.

Честно говоря, на месте юридической общественности я бы не отдавал такое судьбоносное решение на откуп парламентариям – слишком часто в последнее время они принимали, если мягко, несовершенные законы. Как представляется, настало самое подходящее время для обмена мнениями самих юристов – ученых и практиков. Мне кажется, президент хотел призвать именно к этому. Мне даже кажется, что гаранту Конституции не хочется так сильно перекраивать Основной закон без совета с общественностью.

Сергей Феклюнин

Источник: Фэйсбук автора, 04.10.2013

Рис. Сергея Рафальского

На фото Д.Демидовой: Навальный в Троицке, 20.08.2013